Схи­мо­нах Ев­фи­мий (1795–1866) был при­зван бо­же­ствен­ной бла­го­да­тью на путь ино­че­ской жиз­ни на 23-м го­ду от рож­де­ния. В ми­ру бы­ло имя его Ев­ста­фий Лю­бим­чен­ко; он уро­же­нец Пол­тав­ской гу­бер­нии Зень­ков­ско­го уез­да, из воль­но­от­пу­щен­ных дво­ро­вых лю­дей по­ме­щи­ка Сум­мы. Вна­ча­ле по­слуш­ник Ев­ста­фий про­хо­дил раз­лич­ные труд­ные по­слу­ша­ния, ка­кие в пу­стын­ных мо­на­сты­рях на­зна­ча­ют­ся но­во­на­чаль­ным: кух­ня, хле­бо­пе­кар­ня и про­чие чер­ные ра­бо­ты. Тру­дясь неле­ност­но и вни­ма­тель­но, по­слуш­ник Ев­ста­фий сво­ей кро­то­стью и бла­го­нра­ви­ем ско­ро об­ра­тил на се­бя вни­ма­ние на­сто­я­те­ля и бра­тии и был на­зна­чен ке­лей­ни­ком к на­сто­я­те­лю стар­цу Фила­ре­ту. В 1827 го­ду Ев­ста­фий, уже но­сив­ший ря­су и ка­ми­лав­ку, был опре­де­лен на по­но­мар­ское по­слу­ша­ние. Та­ко­вое на­зна­че­ние, су­дя по рев­но­сти его к хра­му Бо­жию, бы­ло для него ис­тин­ным ду­хов­ным уте­ше­ни­ем. В 1832 го­ду 20 де­каб­ря Ев­ста­фий был по­стри­жен в ман­тию стро­и­те­лем Фила­ре­том и на­име­но­ван Ев­фи­ми­ем.

Еще до при­ня­тия ан­гель­ско­го об­ра­за мо­нах Ев­фи­мий про­во­дил жизнь по­движ­ни­ка. По при­ня­тии же на се­бя бла­го­го ига Хри­сто­ва он при­ла­гал вни­ма­ние ко вни­ма­нию. На­сто­я­тель Глин­ской пу­сты­ни, при­ни­мая во вни­ма­ние стро­го по­движ­ни­че­скую жизнь мо­на­ха Ев­фи­мия, от­но­сил­ся к нему весь­ма по­чти­тель­но и, же­лая на­зна­чить его ду­хов­ни­ком, как ис­кус­но­го стар­ца, для ру­ко­вод­ства мо­ло­дых бра­тии, пред­ло­жил ему при­нять свя­щен­ный сан. Но мо­нах Ев­фи­мий, ру­ко­во­дясь свой­ствен­ным ему по­движ­ни­че­ским сми­рен­но­муд­ри­ем, от­ка­зал­ся на­от­рез, он ска­зал на­сто­я­те­лю: «От­че свя­тый! То­му, кто дол­жен учить дру­гих, на­до преж­де по­ста­рать­ся са­мо­му все знать, а я еще толь­ко на­чи­наю учить­ся». Про­хо­дя по­но­мар­ское по­слу­ша­ние мно­гие го­ды, ста­рец Ев­фи­мий сво­бод­ные ча­сы по­свя­щал дру­гим за­ня­ти­ям. Он тру­дил­ся в са­ду, са­жал де­ре­вья, ока­пы­вал и по­ли­вал; то же де­лал и внут­ри мо­на­сты­ря, в па­ли­сад­ни­ках око­ло брат­ских кор­пу­сов.

По­дви­ги внут­рен­ние и внеш­ние стар­ца Ев­фи­мия в ле­тах его му­же­ства и до ста­ро­сти скры­ты от нас неиз­вест­но­стью, за ис­клю­че­ни­ем неко­то­рых весь­ма ма­лых све­де­ний, ка­ко­вые он вы­ска­зы­вал при слу­чае бра­ти­ям, об­ра­щав­шим­ся к нему за на­став­ле­ни­я­ми от­но­си­тель­но борь­бы со страстьми. Од­на­жды, укреп­ляя в борь­бе во­про­шав­ше­го его бра­та, он рас­ска­зал ему о се­бе, как он сам в мо­ло­до­сти од­на­жды бо­рол­ся с блуд­ным ду­хом, на­па­дав­шим на него с оже­сто­че­ни­ем. Же­лая от­ра­зить его раз­жен­ные стре­лы, он свя­зал се­бя по на­го­му те­лу уз­ло­ва­той бе­чев­кой и по­креп­че скру­тил чур­кой; не да­вая се­бе пи­щи и по­коя, он хо­дил це­лую неде­лю по ле­су, день и ночь не раз­вя­зы­вая бе­чев­ки. В та­ком по­ло­же­нии с креп­ким сер­деч­ным воп­лем об­ра­щал­ся он ко Гос­по­ду, мо­лясь об из­бав­ле­нии от на­ле­гав­шей бра­ни. И ко­гда при­спе­ла по­мощь Бо­жия, он, ощу­тив в серд­це мир и во всем те­ле по­кой, ре­шил­ся снять бе­чев­ку со сво­е­го те­ла, но эта по­след­няя ока­за­лась глу­бо­ко въев­шей­ся в те­ло. Ко­жа под бе­чев­кой, вос­па­лив­шись, при­сох­ла к ней. Ко­гда он ото­драл бе­чев­ку с ко­жей, по все­му про­тя­же­нию ока­за­лась сплош­ная ра­на. Кровь ли­лась по все­му те­лу, а по­движ­ник, смот­ря на это и тер­пя бо­лезнь, улы­ба­ясь, при­го­ва­ри­вал се­бе: «А что, Ев­фи­мий, хо­ро­шо? Мо­жет быть, еще че­го за­хо­чешь? То­гда еще не то те­бе бу­дет». Этот факт вы­ска­зал по­движ­ник при слу­чае, же­лая укре­пить бра­та в борь­бе с вра­гом. Ес­ли при­нять во вни­ма­ние со­кро­вен­ность по­движ­ни­ков, ко­то­рые вся­че­ски ста­ра­ют­ся скры­вать свои по­дви­ги и дру­гие де­ла­ния, то на­до ве­рить, что по­доб­ных са­мо­ис­тя­за­ний по­движ­ник Ев­фи­мий пе­ре­нес нема­ло, но они ве­до­мы еди­но­му Гос­по­ду.

По­стриг в схи­му стар­ца Ев­фи­мия был со­вер­шен в пя­ти­де­ся­тых го­дах, ко­гда он был уво­лен за штат, а так как по­стриг был со­вер­шен в тайне, то имя ему не пе­ре­ме­ня­лось.

Схи­мо­нах Ев­фи­мий, про­хо­дя трид­цать лет по­но­мар­ское по­слу­ша­ние, имел по­чти непре­стан­ное пре­бы­ва­ние в хра­ме Бо­жи­ем. Все­гда при на­ча­ле бо­го­слу­же­ния вхо­дил пер­вым и по окон­ча­нии про­дол­жи­тель­но­го пу­стын­но­го бо­го­слу­же­ния и всех треб вы­хо­дил по­след­ним, сле­до­ва­тель­но, для от­ды­ха и при­ня­тия пи­ши ему оста­ва­лось вре­ме­ни немно­го. Ко­гда ста­рец Ев­фи­мий по ста­ро­сти лет не мог ис­пол­нять по­но­мар­ско­го по­слу­ша­ния и был уво­лен по сла­бо­сти здо­ро­вья, то, несмот­ря на свою сла­бость, он на вся­кое бо­го­слу­же­ние спе­шил к на­ча­лу и вы­ста­и­вал вни­ма­тель­но до кон­ца. В Успен­ской теп­лой церк­ви, в пра­вом при­де­ле, на со­лее око­ло риз­ни­цы бы­ла сде­ла­на от­дель­ная фор­ма, эту фор­му ста­рец Ев­фи­мий вы­про­сил се­бе у на­сто­я­те­ля и в ней как бы по­се­лил­ся; у него там име­лись неко­то­рые при­над­леж­но­сти, тре­бу­ю­щи­е­ся ино­гда: книж­ки, по­ло­тен­це, гре­бе­шок, ска­ме­еч­ка, по­ду­шеч­ка из шер­сти. По­движ­ник схи­мо­нах Ев­фи­мий, стре­мясь к выс­ше­му со­вер­шен­ству, дав­но уже по­рвал вся­кие свя­зи с внеш­ним ми­ром; он стре­мил­ся от­ре­шить­ся и сво­и­ми чув­ства­ми от все­го ви­ди­мо­го твар­но­го в ми­ре сем. Его пре­бы­ва­ни­ем бы­ли два ме­ста: храм Бо­жий — ме­сто все­гдаш­не­го об­ще­ствен­но­го пес­но­пе­ния и мо­лит­во­сло­вия, и кел­лия — ме­сто уеди­нен­ных по­дви­гов и мо­лит­вы, но и эту по­след­нюю он об­ста­вил так, что она не бы­ла по­хо­жа на обык­но­вен­ное че­ло­ве­че­ское жи­ли­ще.

Трид­цать лет ис­пол­няя по­но­мар­ское по­слу­ша­ние, схи­мо­нах Ев­фи­мий усво­ил се­бе в со­вер­шен­стве зна­ние цер­ков­но­го уста­ва и мно­го­слож­но­го мест­но­го чи­но­по­ло­же­ния, уста­нов­лен­но­го в Глин­ской пу­сты­ни, так что к нему об­ра­ща­лись при всех недо­уме­ни­ях. Это был жи­вой Ти­пи­кон Глин­ской пу­сты­ни.

Ро­ста ста­рец Ев­фи­мий был вы­ше сред­не­го. Те­ло его от воз­дер­жа­ния бы­ло весь­ма су­хо; он был очень строй­ный и по­движ­ный, ли­цо пра­виль­ное, несколь­ко про­дол­го­ва­тое, со­вер­шен­но пост­ни­че­ско­го ви­да. Нос ров­ный, уме­рен­ный, гла­за свет­лые, бле­стя­щие. Бо­ро­да уме­рен­ная, се­дая, несколь­ко про­дол­го­ва­тая, кра­си­вая. Чер­ты из­мож­ден­но­го ли­ца все­гда со­сре­до­то­чен­ные, но при этом все­гда от­ра­жа­ли зна­ки внут­рен­не­го ду­хов­но­го ра­до­ва­ния. Бла­го­дат­ное от­ра­же­ние на его ли­це вид­но бы­ло все­гда для вни­ма­тель­ных зри­те­лей, ко­то­рое от­ра­жа­лось ино­гда при­ят­ной неесте­ствен­ной бе­лиз­ной и по­ка­зы­ва­ло свет­ло-си­я­тель­ный тон­кий от­те­нок.

К кон­цу 1865 г. ста­рец Ев­фи­мий по­чув­ство­вал от ста­ро­сти и по­дви­гов ослаб­ле­ние сил, но, несмот­ря на те­лес­ную немощь, все­гда бы­вал в церк­ви на бо­го­слу­же­нии. А в 1866 г. к кон­цу ян­ва­ря он со­вер­шен­но за­бо­лел. Пред­смерт­ная бо­лезнь при­ко­ва­ла его к од­ру. Но об­ра­тив­ша­я­ся в при­ро­ду при­выч­ка к хра­му Бо­жию, к бо­го­слу­же­нию, пес­но­пе­нию, слу­ша­нию сло­ва Бо­жия, влек­ла его неудер­жи­мо в храм Бо­жий. Он про­сил бра­тию во­дить его в цер­ковь на бо­го­слу­же­ние.

Ко­гда ста­рец при­бли­зил­ся к кон­чине, он про­сил на­пут­ство­вать его Свя­ты­ми Та­ин­ства­ми; прось­ба бы­ла ис­пол­не­на: над ним со­вер­ши­ли Та­ин­ство Еле­освя­ще­ния и Свя­то­го При­ча­ще­ния. По при­ня­тию Те­ла и Кро­ви Хри­сто­вых он си­дел на ко­еч­ке, мир­но ожи­дая сво­е­го пе­ре­се­ле­ния в иной мир. При свет­лой улыб­ке на его ли­це из его глаз па­да­ли сле­зы. Один из бра­тии по сво­ей про­сто­те спро­сил от­хо­дя­ще­го стар­ца: «Ба­тюш­ка, что вы пла­че­те! Раз­ве и вы бо­и­тесь уми­рать?» Ста­рец по­смот­рел на него с при­ят­ной улыб­кой и ска­зал: «Че­го мне бо­ять­ся? Ид­ти к От­цу Небес­но­му и бо­ять­ся! Нет, брат, я, по бла­го­сти Бо­жи­ей не бо­юсь, а что ты ви­дишь мои сле­зы, это сле­зы ра­до­сти. Столь­ко лет ду­ша моя стре­ми­лась ко Гос­по­ду, а те­перь при­бли­жа­ет­ся же­лан­ное вре­мя, я ско­ро пред­ста­ну То­му, к ко­то­ро­му всю мою жизнь стре­ми­лась ду­ша моя и уви­жу Его: вот сле­зы и те­кут».

Мир­но пре­бы­вая в серд­це сво­ем с лю­би­мым Гос­по­дом пре­слад­ким Иису­сом, он ско­ро ис­пу­стил ти­хий по­след­ний вздох, с ко­то­рым бла­жен­ная его ду­ша оста­ви­ла зем­ное мно­го­труд­ное те­ло и по­тек­ла к лю­би­мо­му Гос­по­ду со стра­хом и ра­до­стью. Так окон­чил свое зем­ное мно­го­труд­ное по­движ­ни­че­ское по­при­ще сей див­ный по­движ­ник схи­мо­нах Ев­фи­мий, на 71-м го­ду сво­ей жиз­ни 7 фев­ра­ля 1866 го­да.

Из кни­ги «Глин­ский па­те­рик» схи­ар­хим. Иоан­на (Мас­ло­ва)